We categorically reject the Supreme Hierarchy of the Soviet Church (Patriarchs Sergia and Alexy and their active, convinced assistants) by the Russian Orthodox Church and by the Russian people.
|
|
On the position of the Orthodox Church in the Soviet Union. Catacomb Church in the USSR.
Prof. I. M. Andreevsky († 1976)
Report delivered on 7/XII 1950 before the Council of Bishops.
Moscow Church Council 1917-18 gave the Russian Orthodox Church a firm canonical foundation for the life of the Christian Church in an anti-Christian state.
St. Patriarch Tikhon anathematized (January 19, 1918), and the Church Council approved (January 28, 1918) this anathematization of Soviet power still in statu nascendi of the Soviet ideocratic State, which set itself the goal of rebuilding the entire life of Russia on atheistic materialistic foundations.
Recognizing in principle the impossibility and undesirability of the separation of the Church from the state, both Patriarch Tikhon and the Council, nevertheless, with their anathema separated the Russian Orthodox Christian Church from the non-Russian theomachistic anti-Christian Soviet state. Anathema of only this type of state power, the Patriarch and the Council stated the fact of the incompatibility of the power of the true Christian Church with the power of the Antichrist spirit.
The corresponding unequivocal act, also affirming the incompatibility of the power of the Church and the power of the state, was the decree of January 23, 1918 "On freedom of conscience," which was called the "Decree on freedom from conscience" by the Moscow Church Council. (In the collection of legalizations of 1918 No. 18, article 203, this decree is called "On the separation of the Church from the state and the school from the Church".)
This separation of the state from the Church was not a simple delimitation of state and Church power, but in a hidden form an anathema to which the Soviet state subjected the anti-Soviet (in its spiritual nature) Church.
Mutual anathema, mutual cutting off of alien, hostile, incompatible principles: the authorities of the atheistic-materialistic atheistic anti-Christian state and the authorities of the militant Orthodox Christian Church were quite natural.
The Soviet state and the Orthodox Church were really two things that were completely incompatible.
The fight was inevitable. The nature of the struggle was clear. The anti-Christian atheistic-materialist ideology dictated certain methods of struggle: first of all FALSE, and then temptation, deception, propaganda, slander, terror, violence, persecution, torture, torment, complete physical and spiritual enslavement, and then the complete destruction of not only the Church, but also any religion in the souls of people. The Russian Orthodox militant Christian Church, in turn, dictated diametrically opposed methods of struggle: first of all, confession of faith and truth, denunciation of temptations and deceit, courageous apology, selfless preaching, confession and martyrdom, standing up for Christ and His Immaculate Bride-Church until death.
The essence and basis of the Bolshevik communist ideology in this struggle was immediately revealed as fanatical-religious.
You can believe or not believe in the existence of God and Satan, but you cannot deny the existence of the existence of ideas associated with these concepts. The Bolshevik communist ideology is definitely and cynically frankly connected with the idea of denying God and His Truth, hatred for them and fight against them, i.e. in other words, it is connected with the idea of Satan.
So, from the very beginning of the clash between Church and State in the Soviet Union, the Church declared service to Christ, and the state — service to Satan and the Antichrist.
The fight for life and death has begun.
Every believing Orthodox person faced a dilemma: either go to martyrdom or compromise with his conscience. For martyrdom, one had to be a saint, for the cruelty of the torment to which the Soviet government began to subject its enemies surpassed all torture and violence known in the history of mankind.
Increasing the torment, the Soviet government at the same time strengthened the demands of spiritual enslavement.
Profoundly just and vividly characterizes the unbearable situation of the Russian people, Mr. S. P. in his wonderful pamphlet "On the Church in the USSR," Paris, 1947. In a word, the choice was and now remains simple and unambiguous: heroism and martyrdom, or enslavement and aiding. The Russian masses understood this in the very first years - they tried to go into disguise. And so, the entire political development of the revolution was m.b. is described as systematic pressure on those who are in disguise, and on the other hand, those who are in disguise invented new ways to go unnoticed, to get away from pressure, they found all new life disguises, new formulas neutrality and semi-loyalty, new nooks and crannies of everyday life, new "forests," "ravines," "tundras" - for salvation ... It is clear that the leaders of the Orthodox Church could not escape this dilemma, this disguise.
If each believing individual had to solve this tragic dilemma only for himself or, in extreme cases, for the fate of his family and friends, then the Head of the Orthodox Church had to solve it for the whole Church. There is a lot of documentary evidence that the lives of many people often depended on one word of the Patriarch, and sometimes the nature of their most severe tortures.
To alleviate the unbearable suffering of the clergy and laity, persecuted by the godless power, Patriarch Tikhon made a number of concessions and compromises. But the Soviet government was not satisfied with these concessions and demanded the complete spiritual enslavement of the Church to the state, intensifying the persecution. Seeing these intensifying cruel persecutions, spiritual and bodily tortures and torments of the systematically exterminated clergy and believing laity, seeing how one after another "even the elect" were tempted and fell - St. Patriarch Tikhon exerted all the strength of his mind and heart to alleviate the plight of his flock. He went to further, possible for the religious conscience of an Orthodox Christian, concessions to the theomachy power. But there was a limit beyond which he did not cross: he did not give up the spiritual freedom of the Church to the servants of Satan.
St. Patriarch Tikhon was the greatest martyr of this era. He was truly a martyr of the crucified spirit. His heart was breaking for spiritual suffering and the fate of Russian Orthodoxy, from which the Soviet government demanded betrayal of Christ, and for the fate of his flock, whose suffering exceeded all measure.
The diabolical lies of the Soviet government, first of all, consisted in the fact that religious persecution was called a political struggle, and the confession of faith and truth was qualified as a political crime.
In vain did the Patriarch publicly announce the prohibition of any political struggle, in vain did he himself "repent" of his "political" crimes and declared that he was "not an enemy" (political) of Soviet power. The Soviet government considered any purely religious resistance of believers as political resistance.
Patriarch Tikhon was convinced with horror that the limit of the "political" demands of the Sov. authority lies beyond loyalty to the Church and Christ.
The "camouflage" of strict canonicity, which helped in the fight against the Renovationist schism, was taken into account by the Sov. power. Considering the canons as a wall against which all violence and all terror against believers were broken - Sov. the government has set itself the goal of spiritually enslaving the Church, subject to the STRICTEST OBSERVANCE OF CANONICAL LEGALITY. For this purpose, she began to seduce, terrorize and torture non-renegades who were ready to trample on the holy canons, but not those who were faithful to them.
The task turned out to be extremely difficult: those who willingly cooperated with the godless authorities turned out to be violators of the canons; those who did not agree to betray the canons refused to betray the spirit of Christ.
Like Judas among the apostles, Sov. the authorities needed a new Judas in the midst of a strictly canonical episcopate.
According to a close friend of St. Patriarch Tikhon, Professor Doctor of Medicine M.A. Zhizhilenko, former chief physician of the Tagantsevskaya prison in Moscow, and then the first secret catacomb bishop of Serpukhov MAXIM, the Patriarch, shortly before his death, expressed the idea that, apparently, the only way out for the Orthodox Russian Church to remain faithful to Christ would be in in the near future, leaving for the catacombs. Therefore, St. Patriarch Tikhon blessed Professor Dr. Zhizhilenko to accept secret monasticism, and then, in the near future, in the event that the highest hierarchy of the Church betrays Christ and succumbs to the Sov. spiritual freedom of the Church, to become a secret bishop.
St. Patriarch Tikhon died on March 25, 1925, having been poisoned, according to Bishop Maxim.
The "Testament" left after the death of the Patriarch was unquestionably false.
"Testament" is a forgery of the Sov. power didn't help.
Then, with the close participation of E. A. Tuchkov, this bloody executioner of the Russian Orthodox Church, a deeply thought-out, devilishly cunning "Declaration" was drawn up, which the Sov. the authorities decided to release it on behalf of the highest and canonically absolutely correct hierarchy of the Russian Orthodox Church. This declaration was supposed to turn the Russian Orthodox Church into a canonically absolutely correctly formed Soviet Church, serving the satanic anti-Christian plans of the Soviet state.
St. Patriarch Tikhon, at one time, categorically refused to sign such a Declaration.
Refused to sign such a "Declaration" after the death of Patriarch Tikhon and the legitimate locum tenens of the Patriarchal Throne - Metropolitan PETER. For this he was arrested (in December 1925), exiled, and, martyred in exile, died 11 years after the death of the Patriarch, in 1936. After the arrest of Metropolitan Peter, Metropolitan Sergius (Starogorodsky) became Deputy Locum Tenens of the Throne. At the same time, Metropolitan Peter not only did not renounce the locum tenens, but called, even in the event of news of his death, to commemorate his name - the Head of the Russian Orthodox Church - as a symbol of the unity and fidelity of this Church. (This was witnessed by the Hieromartyr Bishop of Damascus, who, according to him, had in his hands this last order of the Locum Tenens of the Patriarchal Throne).
Refused to sign the "Tuchkov Declaration" and highly venerated by the entire Russian Church, the senior hierarch and the first candidate for locum tenens (designated by Patriarch Tikhon) - Metropolitan Kirill. Those who visited him in exile, Fr. Ilya Pirozhenko and Fr. P. Novosiltsev wrote about him: "He told us how everything performed by Metropolitan Sergius (Stragorodsky) was offered to him, and he is glad that he remained on a straight path." - Metropolitan Kirill died in exile in 1936 (the year of Metropolitan Peter's death).
Similar proposals (to sign the Declaration) were received at the time by Metropolitan Agafangel, Metropolitan Joseph and Archbishop Seraphim of Uglich, i.e. all the most outstanding in spiritual qualities and canonically correctly placed hierarchs.
Finally, a Bishop Judas was found, canonically correct (albeit at the most difficult moment in the history of the Russian Church, when the Renovationists began to triumph, who deviated into Renovationism, but then repented canonically correctly) - Metropolitan Sergius (Stragorodsky), who betrayed the Orthodox Russian Church into the hands of enemies Christ, formalizing strictly canonically his betrayal. He signed the "Tuchkov Declaration," polishing its wording. The Declaration appeared on behalf of the Deputy Locum Tenens of the Patriarchal Throne on July 16 (29), 1927.
In vain did the faithful bishops, clergy, and laity beg Metropolitan Sergius not to become like Judas, but to follow the example of the Apostle Peter and, bitterly weeping over their sin, repent of their betrayal of Christ. The instructions didn't help. There was a schism in the church in 1927.
Confessors of Truth in the Church, the Soviet government began to arrest. During interrogations, the jubilant Chekist-investigators with gloating and sarcasm proved the "strict canonicity" of Metropolitan Sergius and his Declaration, which "had not betrayed either the canons or dogmas."
The resistance of the confessors of the "Tikhonites" and "Old Churchmen," who began to be called "Josephites" - was physically broken by the Soviet government, with the help of the Soviet Church.
The mass executions, persecution and torture that befell the faithful Church of Christ are indescribable.
According to official data from the Scientific Research Criminological Cabinet in the Soviet concentration camp, in 1928 the number of those convicted on church matters reached 20% of all concentration camp prisoners.
The true Orthodox Russian Church, faithful to the end to Christ, had no choice but to go into the catacombs.
The spiritual father who gave birth to the very idea of the Catacomb Church was St. Patriarch Tikhon.
Having no organization or administration in the first years of its existence, physically and geographically scattered, the Catacomb Church was united only in the name of Metropolitan Peter.
Later, having for a long time no communion with Metropolitan Peter, its spiritual leader and Head, the Catacomb Church recognized Metropolitan Kirill.
Since 1936, after the death of Metropolitan Peter and Metropolitan Kirill, Metropolitan Joseph became the spiritual and administrative Head of the Catacomb secret Church, which by that time had already created a semblance of some kind of organization.
At the end of 1938, precisely for the leadership and leadership of the Secret Catacomb Church, Metropolitan Joseph was shot.
After his death, the Catacomb Church began to keep its secrets even more strictly, especially the names and whereabouts of their spiritual leaders.
Information about the Catacomb Church in Soviet Russia is not subject to wide disclosure. The enemies of this Church, Soviet and pro-Soviet church leaders, demanding and not receiving exact information about the names, whereabouts and details of the activities of the members of the Catacomb Church, deny the existence of the latter, calling it a myth. If there is a "Myth about Christ" by pastor Professor A. Drews, then why not the "Myth about the Catacomb Church" also exist.
I had the happiness and joy of being a member of the Catacomb Church from 1927 to 1944.
During my stay as a prisoner in the Solovetsky concentration camp (1928-1932), I had to witness many secret consecrations performed by Bishops Maxim, Viktor, Hilarion (Vicar of Smolensk) and Nektariy. Similar secret episcopal consecrations took place in other concentration camps, for example. in Svirlag, Belbaltlag and in the camps of Siberia.
From 1945 to 1949 Information from behind the Iron Curtain about the life of the Catacomb Church was very rare and scarce, but every year, until 1949 inclusive. This information was highly classified.
“We will not tell the secret to your enemy” — that was the epigraph with which I received information about the Catacomb Church in Soviet Russia and abroad.
I had to talk directly with refugees "from there" and receive letters from different parts of the world from members of the Catacomb Church who are now in refugee dispersion, often unknown to me personally, who responded to my articles mainly in the journal Pravoslavnaya Rus. Most of the letters were completely anonymous.
According to available information from an undoubtedly pure source, the "secret," "desert," "catacomb," as it is variously called, the Church in Soviet Russia underwent the most difficult trials after February 4, 1945, i.e. after the day of the enthronement of the Soviet Patriarch Alexy, when all the clergy who were in the camps underwent a special re-registration, during which everyone was asked whether they recognized the new Patriarch Alexy. Those who did not recognize received new terms of punishment, and sometimes they were shot. Those who recognized and gave a special subscription about this were often released ahead of schedule and received appointments.
There is information about one priest who, after such registration, told his wife and two daughters who came to visit him that they, upon returning home, would stop attending the Patriarchal Soviet Church. “It is better not to attend any church and not take communion at all, than to come into contact with the church of the evil ones,” he said. The priests of the Soviet Church began to persecute the widow of this priest (her husband was shot after the meeting) and her two daughters, calling them “schismatics” and “sectarians”. They fed in the Catacomb Church, keeping St. Gifts at Home (1945).
"The persecution of the secret priests and bishops was so severe," writes one unknown correspondent, a refugee "from there," "that it was very difficult to find the secret Church."
The names of the bishops and priests of the Catacomb Church are surrounded by a strictly guarded reverent secret. It is generally not possible to obtain more or less accurate information about their number, although information about the activities of more than ten secret bishops has also reached Abroad. Some of the secret bishops are now abroad... There are also Metropolitans in the Catacomb Church. Priests (in most cases secret hieromonks) cannot be taken into account. It is only known that they are extremely insufficient to feed those who wish, for the flock, thirsting for such shepherds in Soviet Russia, "like the sand of the sea" (in the words of one secret bishop).
Without this widespread thirst for the true, and not the deceitful Church, the very existence of the Catacomb Church, in the conditions of Soviet Russia, would have been impossible.
The lack of priests is made up mainly by many secret nuns (a phenomenon that has lately taken on a spontaneous character and shown a new radiant spiritual beauty of a Russian woman, mainly a Russian grandmother) and lay people who devote themselves to the service of the Secret Church (performing reading akathists or common group prayers, called "assemblies in the light"). These pious people, selflessly serving the Secret Church, are called by some secret bishops "sub-shepherds." Due to the lack of shepherds, these "shepherds," who are everywhere, are the core of the ecclesiastical people of the Catacomb Church. The shepherds, for the most part, are kept at houses and Holy Gifts are received with great difficulty and the greatest care during rare communion with secret shepherds.
According to later refugees (1947-48), in the [Soviet] concentration camps, the care of believers by secret shepherds until 1945 (before the enthronement of Patriarch Alexy and the re-registration of the clergy) was much easier than in the "freedom." After 1945, on the contrary, it became more difficult in concentration camps than in "freedom".
According to available information (from one secret priest from Siberia and one secret monk from the north of Russia, who fled from the Soviet hell in 1945, whom I saw personally) - there were cases when Komsomol members from the "Godless" cell, known for their anti-church activities, were in order party discipline were sent by students to the newly opened Theological Seminary.
Citizens of the Soviet Russians who used to go to the Church and then stopped going were sometimes called to M.G.B. (former G.P.U.) and asked why they stopped going to church. In this case, it was required to choose one of two: either start going to the Sov. Church or write and print a letter to the editors of owls newspapers with the renunciation of all religion, as "the opium of the people." (Thus, attending a Soviet church was the equivalent of renouncing Christ).
One priest of the Soviet Church, who fled from the Soviet zone of Germany in 1948 to the American zone, personally told me about his summons to M.G.B. (G.P.U.) where he was "asked" to influence one elderly woman, the mother of a Soviet general, so that she would stop going to church. At the same time, the priest was categorically forbidden, under pain of severe punishment, to mention the interference in this matter by the organs of M.G.B. The priest complied with the request.
All secret priests discovered in the Soviet zone of Germany were mercilessly shot. Also, in general, all the priests who did not recognize Patriarch Alexy were shot.
According to numerous testimonies of refugees from the Sov. In Russia, who visited the Soviet Church there during the period from 1945-1949, most of the believers have a sharply negative attitude towards the Higher Church Hierarchy, especially, personally, towards Patriarch Alexy.
"I can't live without a church," some people say, "but I don't recognize the Soviet Patriarch."
Many visit Soviet churches only because of the revered or miraculous icons that are there.
“We go to church when there is no divine service there to venerate icons,” some say. “We often leave church services when Stalin is praised in sermons,” others say.
“I go to church, but I don’t go to confession and I don’t take communion, because bishops and priests serve the Soviet authorities,” others argue.
There are priests who weep at home and repent that they serve in the owls churches. But there are other priests and monks who say that "the lie in the church today is for salvation," and most importantly, "observance of the canons." There are very few who fully justify the words and deeds of Patriarch Alexy, mainly from among the intelligentsia-professors who have adapted to the Soviet regime. The simpler the people, the more clearly they see the lie in the Church and grieve about it.
There is no doubt that the vast majority of the clergy and laity of the Patriarchal Soviet Church are the so-called "FALLEN DURING THE PERSECUTION".
One refugee "from there," a very churchly person, because of the rare opportunity to get into the Catacomb Church, sometimes went to Soviet churches and then suffered from this, categorically asserts: "if a coup occurs and the Church calls on those who went to Soviet churches to repent, then repentance will be sincere and universal".
Most of those who visit Soviet churches are convinced that there is a "real Russian Orthodox Church" abroad, which does not recognize the Soviet Patriarch" (according to the testimony of very many).
The name of Metropolitan Anastassy and his activities are better known today among believers in the Sov. Russia, than before the name and activity abroad of Metropolitan Anthony was known (for example, almost no one knew about the Karlovac Cathedral). This is due to the temporary German occupation, due to which a huge number of the population of Sov. Russia learned about the activities of foreign clergy.
In the first years of the occupation, the former sub-Soviet population could not understand the various jurisdictions of the Rights Churches abroad and equally treated all. But, gradually, it began to sort itself out, and while welcoming the Russian Catholic Church Abroad, headed by Metropolitan Anastassy, with deep joy, it began to speak with indignation about other church jurisdictions. This explains the fact that the overwhelming majority of the so-called new emigration actively joined the Catholic Church Abroad.
The exarch of the Baltics, Metropolitan Sergius (Voskresensky), who extended his ecclesiastical authority to the Pskov and Novgorod districts during the German occupation, fought in vain, threatening with bans, with the frequent violation of his orders to commemorate the Soviet Metropolitan Sergius. The priests of the Catacomb Church, who began to serve in Orthodox churches opened in large numbers by the Germans, categorically refused to commemorate the Soviet metropolitan. So, for example, in the city of Soltsy, Novgorod diocese, the mitered archpriest Fr. V., the former dean of the churches of the city of Minsk, and then became a catacomb priest, despite the strictest order of the dean of the Novgorod region, Fr. Vasily Rushanov (sent by the exarch-metropolitan) - categorically refused to commemorate the Sov. Metropolitan Sergius. This was in 1942. And in 1943 and 1944. Fr.. Vasily began to secretly commemorate Metropolitan Anastassy.
It is now known that many of those who were under German occupation and ended up back in the Sov. When visiting Soviet churches in Russia, they mentally pray for Metropolitan Anastassy, considering him the Head of the Orthodox Church.
Here are the meager in quantity, but extremely significant in quality, information that I received partly orally and directly, and partly through correspondence with refugees personally unknown to me from behind the "Iron Curtain" in the period 1945-1949.
Categorically rejecting the Higher Hierarchy of the Soviet Church (Patriarchs Sergius and Alexis and their active, convinced assistants), which gravely sinned before the Russian Orthodox Church and before the Russian people, we must be extremely careful and attentive to the question of what constitutes their flock.
The Catacomb Church, which currently exists in the conditions of the Soviet hell, is doing a truly holy work. Participants in this radiant Church, whether it be an Archpastor, a shepherd, a shepherd or an ordinary member of the flock consciously, with reasoning, who came into it, can be only a few, chosen ones, capable not only of "living in the Church" (in the words of Khomyakov), but also of martyrdom, to die for her. Such a feat cannot be demanded of the broad masses of the people. The masses - turned out to be "fallen during the persecution." The extent, forms, conditions, nature and circumstances of the fall must be taken into account in each individual case. The sin of the fall must be reproved, but the degree of responsibility of those who tempt, those who are tempted, and the tempted "little ones" must be different.
Prof. Iv. Andreev.
Source: Prof. Iv. Andreev. On the position of the Orthodox Church in the Soviet Union. Catacomb Church in the USSR. Report delivered on 7/XII 1950 before the Council of Bishops. — Jordanville: Typography of Rev. Iov Pochaevsky. Holy Trinity Monastery, 1951. - 14 p.
Категорически отвергаем тяжко геред Русской Православной Церкоьвью и геред Русским народом Высшую иерархию Советской Церкви (Патриархов Сергиа и Алексия и их активных убежьдённых помощников).
|
|
Проф. Ив. Андреев: О положении Православной Церкви в Советском Союзе
Автор: Митрополит Агафангел. Дата публикации: 16 января 2022. Категория: Архив РПЦЗ.
Проф. И. М. Андреевский († 1976 г.)
О положении Православной Церкви в Советском Союзе. Катакомбная Церковь в СССР.
Доклад прочитанный 7/XII 1950 г. перед Архиерейским Собором.
Московский Церковный Собор 1917-18 г.г. дал Русской Православной Церкви твёрдое каноническое основание для жизни христианской Церкви в антихристианском государстве.
Св. Патриарх Тихон анафематствовал (19-1-1918), а Церковный Собор утвердил (28-1-1918) это анафематсвование Советской власти еще in statu nascendi Советскаго идеократическаго Государства, ставившего своей целью перестроить всю жизнь России на атеистически-материалистических основах.
Признавая в принципе невозможность и нежелательность отделения Церкви от государства, и Патриарх Тихон и Собор, тем не менее, своей анафемой отделили Русскую Православную Христианскую Церковь от нерусского богоборческого антихристианского Советского государства. Анафемой только этого вида государственной власти, Патриарх и Собор констатировали факт несовместимости власти истинной христианской Церкви с властью антихристова духа.
Соответствующим однозначным актом, утверждающим также несовместимость власти Церкви и власти государства, был декрет от 23-1-1918 г. "О свободе совести," который Московским Церковным Собором был назван "Декретом о свободе от совести." (В собрании Узаконений от 1918 г. № 18 ст. 203 этот декрет называется "Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви".)
Это отделение государства от Церкви было не простым размежеванием государственной и Церковной власти, а в скрытом виде анафемой, которой Советское государство подвергало антисоветскую (по своей духовной природе) Церковь.
Взаимная анафема, взаимное отсечение чуждых, враждебных, несовместимых начал: власти атеистически-материалистического богоборческого антихристианского государства и власти воинствующей Православной Христианской Церкви, были вполне естественны.
Советское государство и Православная Церковь были действительно две вещи совершенно не совместные.
Борьба была неизбежна. Характер борьбы был ясен. Антихристианская богоборческая атеистически-материалистическая идеология диктовала определённые методы борьбы: прежде всего ЛОЖЬ, а затем соблазн, обман, пропаганда, клевета, террор, насилия, гонения, пытки, мучения, полное физическое и духовное порабощение, а затем и полное уничтожение не только Церкви, но и всякой религии в душах людей. Русская Православная христианская воинствующая Церковь в свою очередь диктовала диаметрально противоположные методы борьбы: прежде всего исповедание веры и правды, обличение соблазнов и обмана, мужественная апология, самоотверженная проповедь, исповедничество и мученичество, стояние за Христа и Его Непорочную Невесту-Церковь до смерти.
Сущность и основа большевицкой коммунистической идеологии в этой борьбе сразу же выявилась как фанатически-религиозная.
Можно верить или не верить в существование Бога и сатаны, но нельзя отрицать наличия существования идей, связанных с этими понятиями. Большевицкая коммунистическая идеология определённо и цинично-откровенно связана с идеей отрицания Бога и Его Правды, ненавистью к ним и борьбой с ними, т.е. иными словами, связана с идеей сатаны.
Итак, с самого начала столкновения Церкви и государства в Советском Союзе, Церковь декларировала служение Христу, а государство — служение сатане и антихристу.
Борьба не на жизнь а на смерть началась.
Перед каждым верующим православным человеком встала дилемма: или идти на мученичество или на компромисс со своей совестью. Для мученичества надо было быть святым, ибо жестокость мучений, которым стала подвергать своих врагов Советская власть, — превзошла все известные в истории человечества пытки и насилия.
Усиливая мучения, Советская власть одновременно с этим усиливала и требования духовного порабощения.
Глубоко справедливо и ярко характеризует невыносимое положение русского народа г. С. П. в своей замечательной брошюре "О Церкви в СССР." Париж, 1947 г. "Словом, выбор был и ныне остался простой и недвусмысленный: геройство и мученическая смерть или же порабощение и пособничество. Русские народные массы поняли это в первые же годы — попытались уйти в маскировку. И вот, всё политическое развитие революции м.б. описано как систематический нажим на маскирующихся, а с другой стороны маскирующиеся изобретали всё новые способы остаться незамеченными, уйти от нажима, они изыскивали всё новые жизненные маскировки, новые формулы нейтральности и полу-лояльности, новые закоулки быта, новые "леса," "овраги," "тундры" — для спасения... Понятно, что от этой дилеммы, от этой маскировки не могли уйти и деятели Православной Церкви".
Если каждый верующий отдельный человек должен был решать эту трагическую дилемму только за себя или, в крайнем случае, за судьбу своей семьи и друзей, — то Глава Православной Церкви должен был решать её за всю Церковь. Имеется много документальных данных о том, что от одного слова Патриарха часто зависели жизни многих людей, а иногда и характер их жесточайших пыток.
Для облегчения невыносимых страданий духовенства и мирян, гонимых безбожной
властью, Патриарх Тихон шёл на целый ряд уступок и компромиссов. Но Советская власть не удовлетворялась этими уступками и требовала полного духовного порабощения Церкви государству, усиливая гонения. Видя эти усиливающиеся жесточайшие гонения, духовные и телесные пытки и истязания систематически истребляемых духовенства и верующих мирян, видя, как один за другим соблазнялись и падали "даже избранные" — св. Патриарх Тихон прилагал все силы своего ума и сердца, чтобы облегчить участь своей паствы. Он пошёл на дальнейшие, возможные для религиозной совести православного христианина, уступки богоборческой власти. Но была граница, за которую он не перешёл: духовной свободы Церкви он слугам сатаны не отдал.
Св. Патриарх Тихон был величайшим великомучеником этой эпохи. Это был воистину мученик распинаемого духа. Сердце его разрывалось за духовные страдания и судьбу Русского Православия, от которого Советская власть требовала измены Христу, и за судьбы своей паствы, страдания которой превосходили всякую меру.
Дьявольская ложь Советской власти прежде всего заключалась в том, что религиозные гонения именовались политической борьбой, а исповедание веры и правды квалифицировались как политическое преступление.
Напрасно Патриарх всенародно объявлял о запрещении всякой политической борьбы, напрасно сам он "каялся" в своих "политических" преступлениях и заявлял, что он "не враг" (политический) Советской власти. Советская власть всякое чисто религиозное сопротивление верующих рассматривала как сопротивление политическое.
Патриарх Тихон с ужасом убеждался, что предел "политических" требований Сов. власти лежит за пределами верности Церкви и Христу.
"Маскировка" строгой каноничностью, которая помогла в борьбе с обновленческим расколом, была учтена Сов. властью. Учитывая каноны, как стену, о которую разбивались все насилия и весь террор против верующих, — Сов. власть поставила себе целью духовно поработить Церковь при условии СТРОЖАЙШЕГО СОБЛЮДЕНИЯ КАНОНИЧЕСКОЙ ЗАКОННОСТИ. Для этой цели она стала соблазнять, терроризировать и пытать не отщепенцев, готовых попрать св. каноны, а тех, кто был верен им.
Задача оказалась в высшей степени трудной: те, кто охотно шли на сотрудничество с богоборческой властью, — оказывались нарушителями канонов; те же, кто не соглашался на измену канонам — отказывался изменять и духу Христа.
Подобно Иуде в среде апостолов, Сов. власти нужен был новый Иуда в среде строго канонического епископата.
По свидетельству близкого друга св. Патриарха Тихона профессора доктора медицины М.А. Жижиленко, бывшего главного врача Таганцевской тюрьмы в Москве, а затем первого тайного катакомбного епископа Серпуховского МАКСИМА, — Патриарх, незадолго до своей кончины, высказал мысль о том, что, по-видимому, единственным выходом для Православной Русской Церкви сохранить верность Христу — будет в ближайшем будущем уход в катакомбы. Поэтому, св. Патриарх Тихон благословил профессору доктору Жижиленко принять тайное монашество, а затем, в ближайшем будущем, в случае, если высшая иерархия Церкви изменит Христу и уступит Сов. власти духовную свободу Церкви, — стать тайным епископом.
Св. Патриарх Тихон скончался 25 марта 1925 г., будучи, по свидетельству епископа Максима, отравленным.
Оставшееся после смерти Патриарха "Завещание" — было безусловно подложным.
"Завещание" — подлог Сов. власти — не помогло.
Тогда, при ближайшем участии Е. А. Тучкова, этого кровавого палача Русской Православной Церкви, была составлена глубоко-продуманная дьявольски-хитрая "Декларация," которую Сов. власть решила выпустить от имени высшей и канонически совершенно правильной иерархии Русской Православной Церкви. Декларация эта должна была превратить Русскую Православную Церковь — в канонически абсолютно правильно оформленную Советскую Церковь, служащую сатанинским антихристианским планам Советского государства.
Св. Патриарх Тихон, в своё время, от подписания подобной Декларации категорически отказался.
Отказался подписать такую "Декларацию" после смерти Патриарха Тихона и законный местоблюститель Патриаршего Престола — Митрополит ПЕТР. За это он был арестован (в декабре 1925 г.), сослан, и, замученный в изгнании, скончался через 11 лет после смерти Патриарха, в 1936 г. После ареста Митрополита Петра заместителем местоблюстителя Престола стал Митрополит Сергий (Старогородский). Митрополит Петр при этом не только не отказался от местоблюстительства, но призвал, даже в случае известий о его смерти, поминать его имя — Главы Русской Православной Церкви — как символ единства и верности этой Церкви. (Об этом свидетельствовал священномученик епископ Дамаскин, имевший по его словам, в своих руках это последнее распоряжение Местоблюстителя Патриаршего Престола).
Отказался подписать "Тучковскую Декларацию" и глубокочтимый всей Русской Церковью, старший иерарх и первый (намеченный Патриархом Тихоном) кандидат в местоблюстители — Митрополит Кирилл. Посетившие его в ссылке о. Илия Пироженко и о. П. Новосильцев написали о нём: "Рассказывал нам, как всё исполненное Митрополитом Сергием (Страгородским) было предложено ему, и он рад, что остался на прямолинейном пути." — Митрополит Кирилл скончался в ссылке в 1936 г. (год смерти и Митрополита Петра).
Аналогичные предложения (подписать Декларацию) получили в своё время: митрополит Агафангел, митрополит Иосиф и Архиепископ Углический Серафим, т.е. все самые выдающиеся по духовным качествам и канонически безусловно правильно поставленные иерархи.
Наконец, нашёлся епископ-Иуда, канонически правильный (правда, в самый тяжкий момент Истории Русской Церкви, когда начинали торжествовать обновленцы, уклонившийся в обновленчество, но потом канонически правильно покаявшийся) — Митрополит Сергий (Страгородский), который предал Православную Русскую Церковь в руки врагов Христа, оформив строго канонически своё предательство. Он подписал "Тучковскую Декларацию," отшлифовав её формулировку. Декларация появилась от имени заместителя местоблюстителя Патриаршего Престола 16 (29) июля 1927 г.
Напрасно умоляли Митрополита Сергия верные епископы, клир и миряне не уподобляться Иуде, а взять пример с апостола Петра и, горько оплакав свой грех, раскаяться в измене Христу. Увещания не помогли. Произошёл церковный раскол 1927 г.
Исповедников Правды в Церкви Советская власть стала арестовывать. На допросах ликующие чекисты-следователи со злорадством и сарказмом доказывали "строгую каноничность" Митрополита Сергия и его Декларации, которая "не изменила ни канонам, ни догматам".
Сопротивление исповедников "тихоновцев" и "староцерковников," которых стали называть "иосифлянами" — было сломлено физически Советской властью, при помощи Советской Церкви.
Массовые расстрелы, гонения и пытки, обрушившиеся на верную Христу Церковь — не поддаются описанию.
По официальным данным Научно-Исследовательского Криминологического Кабинета в Советском концлагере, в 1928 г. количество осуждённых по церковным делам достигло 20% всех заключённых концлагеря.
Истинной Православной Русской Церкви, верной до конца Христу, не оставалось иного выхода, как уйти в катакомбы.
Духовным отцом, породившим самую идею катакомбной Церкви, — был св. Патриарх Тихон.
Не имеющая в первые годы своего существования ни организации, ни администрации, разрозненная физически и географически, Катакомбная Церковь объединялась только именем Митрополита Петра.
Позднее, не имея долгое время никакого общения с Митрополитом Петром, духовным своим вождём и Главой, Катакомбная Церковь признала Митрополита Кирилла.
С 1936 г., после смерти Митрополита Петра и Митрополита Кирилла, духовным и административным Главой Катакомбной тайной Церкви, уже создавшей к этому времени подобие некоторой организованности, — становится Митрополит Иосиф.
В конце 1938 г., именно за возглавление и за руководство Тайной Катакомбной Церковью, Митрополит Иосиф был расстрелян.
После его смерти, Катакомбная Церковь стала ещё более строго хранить свои тайны, особенно имена и местопребывание своих духовных вождей.
Сведения о Катакомбной Церкви в Советской России — не подлежат широкому оглашению. Враги этой Церкви, советские и просоветские церковные деятели, требуя и не получая точных сведений об именах, местонахождении и подробностях деятельности членов Катакомбной Церкви, — отрицают существование последней, называя её мифом. Если существует "Миф о Христе" пастора профессора А. Древса, то почему бы не существовать и "Мифу о Катакомбной Церкви".
Я имел счастье и радость состоять в Катакомбной Церкви с 1927 г. по 1944 г.
За время пребывания в качестве заключённого в Соловецком концлагере (1928-1932 г.г.), — мне пришлось быть свидетелем многих тайных хиротоний, совершенных епископами Максимом, Виктором, Иларионом (викарием Смоленским) и Нектарием. Подобные тайные епископские хиротонии происходили и в других концлагерях напр. в Свирлаге, Белбалтлаге и в лагерях Сибири.
С 1945 по 1949 г.г. сведения из-за железного занавеса о жизни Катакомбной Церкви поступали очень редкие и скудные, но ежегодно, до 1949 г. включительно. Эти сведения были очень законспирированы.
"Не бо врагом Твоим тайну повем" — вот с каким эпиграфом получал я сведения о Катакомбной Церкви в Советской России и за рубежом.
Мне пришлось беседовать непосредственно с беженцами "оттуда" и получать письма с разных сторон света от находящихся ныне в беженском рассеянии участников Катакомбной Церкви, лично мне часто неизвестных, откликавшихся на мои статьи главным образом в журнале "Православная Русь." Большинство писем было совершенно анонимно.
По имеющимся сведениям из несомненно чистого источника, наиболее тяжким испытаниям "тайная," "пустынная" "катакомбная," как её различно называют, Церковь в Советской России подверглась после 4 февраля 1945 г., т.е. после дня интронизации Советского Патриарха Алексия, когда всё духовенство находившееся в лагерях прошло специальную перерегистрацию, во время которой всех опрашивали: признают ли они нового Патриарха Алексия. Не признававшие получали новые сроки наказания, а иногда и расстреливались. Признававшие же и дававшие об этом особую подписку часто досрочно освобождались и получали назначения.
Имеются сведения об одном священнике, который, после такой регистрации, сказал своей жене и двум дочерям, прибывшим к нему на свидание, чтобы они, по возвращении домой перестали бы посещать Патриаршую Советскую Церковь. "Лучше не посещать никакой церкви и не причащаться вовсе, чем соприкасаться с церковью лукавнующих" — сказал он. Вдову этого священника (муж её после свидания был расстрелян) и её двух дочерей стали травить священники Советской Церкви, называя — "раскольниками" и "сектантами." Окормлялись они в Катакомбной Церкви, храня св. Дары на дому (1945 г.).
"Преследования тайных священников и епископов были настолько жестоки" — пишет один неизвестный корреспондент, беженец "оттуда," "что найти тайную Церковь было очень трудно".
Имена епископов и священников Катакомбной Церкви окружены строго хранимой благоговейной тайной. О количестве их вообще не представляется возможности получить более или менее точных сведений, хотя о деятельности свыше десяти тайных епископов дошли сведения и до Зарубежья. Некоторые из тайных епископов находятся ныне и за рубежом... В Катакомбной Церкви имеются и Митрополиты. Священников (в большинстве случаев тайных иеромонахов) учесть невозможно. Известно только, что их крайне недостаточно, чтобы окормлять желающих, ибо паствы, жаждущей таких пастырей в Советской России "как песок морской" (по выражению одного тайного епископа).
Без этой повсеместной жажды истинной, а не лукавнующей Церкви, самое существование Катакомбной Церкви, в условиях Советской России, было бы невозможно.
Недостаток священников восполняется главным образом многими тайными монахинями (явление, принявшее за последнее время стихийных характер и показавшее новую лучезарную духовную красоту русской женщины, преимущественно русской бабушки) и мирянами, посвящающими себя служению Тайной Церкви (совершающих чтение акафистов или общие групповые моления, именуемые "собраниями на свещу"). Этих благочестивых людей, самоотверженно служащих Тайной Церкви, некоторые тайные епископы именуют "подпасками." Из-за недостатка пастырей, эти "подпаски," которые имеются повсюду, являются стержнем церковного народа Катакомбной Церкви. Подпаски же большей частью хранят на домах и св. Дары, получаемые с большим трудом и величайшей осторожностью при редких общениях с тайными пастырями.
По сведениям более позднейших беженцев (1947-48 годов), в [советских] концлагерях окормление верующих тайными пастырями до 1945 г. (до интронизации патриарха Алексия и перерегистрации духовенства) — было значительно легче, чем на "воле." После же 1945 г., наоборот, в концлагерях оно стало более затруднительно, чем на "воле".
По имеющимся сведениям (от одного тайного священника из Сибири и одного тайного монаха с севера России бежавших из Советского ада в 1945 г., которых я видел лично) — были случаи, когда известные по своей противоцерковной деятельности комсомольцы из ячейки "Безбожников," в порядке партийной дисциплины направлялись студентами во вновь открывшуюся Духовную Семинарию.
Граждан Сов. России, которые прежде ходили в Церковь, а затем перестали ходить, иногда вызывали в М.Г.Б. (бывш. Г.П.У.) и спрашивали — почему они перестали ходить в церковь. При этом требовалось выбрать одно из двух: или начать ходить в Сов. Церковь или написать и напечатать письмо в Редакцию сов. газеты с отречением от всякой религии, как "опиума для народа." (Таким образом посещение сов. церкви было эквивалентом отречения от Христа).
Один священник советской Церкви, бежавший из Советской зоны Германии в 1948 г. в Американскую зону, лично мне рассказал о своём вызове в М.Г.Б. (Г.П.У.) где его "попросили" повлиять на одну пожилую женщину, мать советского генерала, чтобы она перестала ходить в церковь. При этом священнику категорически запрещено было, под страхом тяжкого наказания, упоминать о вмешательстве в это дело органов М.Г.Б. Священник просьбу выполнил.
Все обнаруженные в Советской зоне Германии тайные священники были беспощадно расстреляны. Также расстреляны были и вообще все священники не признавшие патриарха Алексия.
По многочисленным свидетельствам беженцев из Сов. России, посещавших там Советскую церковь за период с 1945-1949 г.г., большинство из верующих резко отрицательно относятся к Высшей Церковной иерархии, особенно, персонально, к патриарху Алексию.
"Не могу жить без церкви" — говорят некоторые обыватели, "а Патриарха советского не признаю".
Многие посещают советские храмы только из-за имеющихся там чтимых или чудотворных икон.
"В церковь ходим, когда нет там богослужения, чтобы приложиться к иконам," — говорят иные. "С богослужения часто уходим, когда в проповедях восхваляют Сталина," — говорят другие.
"В церковь хожу, но не исповедуюсь и не причащаюсь, потому что епископы и священники служат сов. власти," — рассуждают иные.
Имеются священники, которые дома плачут и каются, что служат в сов. церкви. Но имеются и другие священники и монахи, которые говорят, что "ложь в церкви ныне во спасение," а главное — "соблюдение канонов." Целиком оправдывающих слова и дела Патриарха Алексия очень немного, преимущественно из числа приспособившихся к Советской власти интеллигентов-профессоров. Чем проще народ, тем более ясно он видит ложь в Церкви и скорбит об этом.
Несомненно, что огромное большинство клира и мирян Патриаршей Советской Церкви — так называемые "ПАДШИЕ ВО ВРЕМЯ ГОНЕНИЙ".
Один беженец "оттуда," очень церковный человек, из-за редкой возможности попасть в Катакомбную Церковь иногда заходивший в советские храмы и потом мучавшийся этим, категорически утверждает: "если произойдёт переворот и Церковь призовёт ходивших в советские храмы покаяться, то покаяние будет искренним и всеобщим".
Большинство из посещающих советские храмы убеждены, что за рубежом существует "настоящая Русская Православная Церковь, которая не признает Советского Патриарха" (По свидетельству очень многих).
Имя Митрополита Анастасия и его деятельность более известны в настоящее время среди верующих в Сов. России, чем прежде было известно имя и деятельность за рубежом Митрополита Антония (напр. о. Карловацком Соборе почти никому не было известно). Это объясняется временной немецкой оккупацией, благодаря которой огромное количество населения Сов. России узнало о деятельности зарубежного духовенства.
В первые годы оккупации бывшее подсоветское население не могло разобраться в различных юрисдикциях Прав. Церкви зарубежом и одинаково относилось ко всем. Но, постепенно, оно стало разбираться, и с глубокой радостью приветствуя именно Русскую Соборную Зарубежную Церковь, возглавляемую Митрополитом Анастасием, стало с негодованием отзываться о других церковных юрисдикциях. Этим объясняется то обстоятельство, что подавляющее большинство так называемой новой эмиграции влилось активно в Соборную Зарубежную Церковь.
Экзарх Прибалтики, Митрополит Сергий (Воскресенский), распространивший свою церковную власть на Псковский и Новгородский округа во время немецкой оккупации, тщетно боролся, грозя прещениями, с частым нарушением его распоряжений о поминовении Советского Митрополита Сергия. Священники Катакомбной Церкви, начавшие служить в открываемых в большом количестве немцами православных храмах, категорически отказывались поминать советского митрополита. Так, напр., в г. Сольцы Новгородской епархии митрофорный протоиерей о. В., бывший благочинный церквей города Минска, а затем ставший катакомбным священником, несмотря на строжайший приказ благочинного Новгородского района о. Василия Рушанова (посланного экзархом-митрополитом) — категорически отказался поминать Сов. Митрополита Сергия. Это было в 1942 г. А в 1943 и в 1944 г.г. о. В. стал тайно поминать Митрополита Анастасия.
В настоящее время известно, что многие из побывавших под немецкой оккупацией и попавших обратно в Сов. Россию, посещая советские церкви — мысленно молятся за Митрополита Анастасия, считая его Главой Православной Церкви.
Вот те скудные по количеству, но чрезвычайно значительные по качеству, сведения, которые мною получены частично устно и непосредственно, а частично через переписку с лично мне неизвестными беженцами из-за "железного занавеса" в период 1945-1949 г.г.
Категорически отвергая тяжко погрешившую перед Русской Православной Церковью и перед Русским народом Высшую иерархию Советской Церкви (Патриархов Сергия и Алексия и их активных убеждённых помощников) мы должны чрезвычайно осторожно и внимательно отнестись к вопросу о том, что собою представляет их паства.
Катакомбная Церковь, существующая в настоящее время в условиях советского ада, делает воистину святое дело. Участниками этой лучезарной Церкви, будет ли то Архипастырь, пастырь, подпасок или сознательно, с рассуждением пришедший в неё рядовой член паствы, — могут быть только немногие, избранные, способные не только "жить в Церкви" (по выражению Хомякова), но и мученически за Неё умереть. Подобного подвига нельзя требовать от широких народных масс. Массы — оказались "падшими во время гонений." Степень, формы, условия, характер и обстоятельства падения должны быть приняты во внимание в каждом отдельном случае. Грех падения должен быть обличаем, но степень ответственности соблазняющих, соблазняющихся и соблазненных "малых сих" — должна быть различной.